Людмила Бояджиева - Сборник рассказов [искусственный сборник]

— А-а… — Протянула я, задохнувшись от восторга.

— Не думай, он не трепач. Мужик толковый. — Глаза Лиды, обычно подернутые томной поволокой в результате ночных работ над формулой «деньги–товар», сияли задором юной физкультурницы. Такие раньше уезжали по комсомольским путевкам на БАМ или, в крайнем случае, совершали в шесть утра оздоровительные пробежки по московским бульварам и садам. Щеки Лиды посетил натуральный деревенский румянец. И даже костюмчик выглядел как–то скромно, от «Шанель», наверно.

— Не говори… — Остановила я ее, — сама отгадаю… Гаррик предложил руку и сердце! Вовик?! Конкурс в телеведущие прошла?!!

— Холодно. Послала я их всех. Главное знаешь что? Вовремя изменить имидж. И образ жизни, естественно. Бассейны, тренажеры, сауна, минералка — и то без газа. С понедельника завязываю с куревом. Это тебе. — Она вытащила из пакета блок «Данхилл». — Травись. Тебе, видать, терять нечего.

Я обиделась, — Лидка не заметила моих новых духов и блузки — плод трехмесячной экономии. Вернее, я все это время ничего не отстегивала на хозяйство матери, преподающей в домашних условиях французский язык. Но дела у нее идут не блестяще, этой сейчас не ходовой язык, промахнулась на целый век старушка.

Блузку я приобрела, разумеется, на ярмарке, но далеко не самую дешевую. К тому же, если честно, ничем она не хуже Лидкиной, хотя у нее лейбл от Estee Lauder, а у меня — китайский.

— Как тебе духи? — Я приблизила плечо к ее носу. — Франция.

— Иран. — Слету установила Ли — Ли. — Надеюсь, тряпочку не за фирму всучили? — Она небрежно прикоснулась к очаровательным кружевам на моей груди. — Китай, сразу видно. Но ничего, тебе идет.

Я и сама знала, что идет. В понедельник прибыла к офису чуть позже и прямо на тротуаре перед зеркальным подъездом столкнулась с Михал Михалычем! Непосредственно нос к носу. Глаза от ужаса опустила, рванулась в сторону — и он со мной. Я в другую — и он туда же, будто танцуем, только я его туфли начищенные и вижу: шаг влево — два вправо. Засмеялся, легонько меня за плечи попридержал и в сторону отставил: «Простите, мадемуазель», — мягким таким баритоном в самое ухо! Я, наверно, с минуту стояла, нюхая воздух, — да, у шефа Лидок парфюм не иранского разлива.

После этого я все чего–то ждала, принюхиваясь к весеннему воздуху. И, действительно, в пятницу случилось нечто. Сижу за компьютером, статью «Узы христианского брака», что одна наша пожилая авторша чуть ли не на старославянском написала, правлю. Влетает Лидон — лично. Присмотрелась на меня оценивающе и присела:

— Дело есть. Можешь подзаработать. К нам партнеры пожаловали, по–английски вообще не рубят, французского переводчика не найдем. Пошли, там не сложно, светская, в общем–то, беседа.

— Да ты что? — Я задвинула свой стул поглубже, прячась за компьютер. — У меня словарный запас не тот.

— Тот. Они — негры. Ты им поулыбайся, а Зина кофе подаст, и все дела. Сто евриков.

— Что — сто? — Не поняла я.

— Господи, пока сообразишь, все другие схапают.

Выхватив меня из пыльного сумрака, Лида мгновенно переместилась в свой грешный, благоуханный рай. Здесь мягко светились лампы — не офисные, металлические, а под шелковыми колпаками, и весь интерьер дышал сладострастием трудного заработка, словно в фильме «Династия». Пахло кофе и коньяком. За нефритовым столиком улыбались четыре негра. А в главном кресле с достойной небрежностью хозяина восседал сам М. М. — глаза синие и на подбородке ямочка, как у Ричарда Гира. Повинуясь его жесту, я рухнула рядом на краешек дивана. Ноги подобрала, чтобы туфлями не позориться. И пошло…

Совру, если скажу, что видела что–нибудь, кроме его ботинок. Щеки пылали и поднять голову, да еще пялиться вокруг было решительно невозможно. Певучий уверенный баритон ласкал слух, превращаясь в моем переводе в беспомощный лепет с гнусавым прононсом. Да, блеснуть французским мне явно не удалось, хотя мать и считает, что полностью подготовила меня к прогулке по Елисейским полям.

— Могло быть и хуже, — вытолкала меня на лестницу Лида сразу после того, как гости отбыли. — За полчаса твоя месячная зарплата.

— Полчаса?! Мне кажется, мы сидели там вечность. Щеки красные?

— Ну, хоть не зеленые, как обычно. Спасибо, детка, Майкл в восторге.

— Правда? — просияла я.

Подмигнув мне, Лидка исчезла.

… Жизнь приобрела смысл: ласково стучал по карнизу дождь, томительно пахли тополиные почки, далекой волнующей нотой откуда–то из бунинских времен доносился скрип дворовых качелей.

М. М. регулярно подкатывал к подъезду и однажды даже поднял лицо, глянув в мою сторону. В четверг Лидия опоздала почти на час.

В обед звонок:

— Екатерина Васильевна? Можно вас на минутку отвлечь? — Лидкин голос с ликующими нотками. В последнее время мы виделись редко — она не курит, и мне на лестнице торчать не за чем.

Лидон ждала меня, вся гарцующая, как Фру — Фру перед скачками.

— Что случилось?

Лидка смачно чмокнула меня в щеку:

— Я провела ночь с Майклом! Это что–то… — Она закатила глаза и пала на подоконник.

— Да ну… — Я чуть не села. Голова закружилась и во рту почему–то стало противно, будто натощак «сникерс» съела. — Поздравляю… —

— Представляешь, — у него хата двухэтажная. Дом «Золотой ключик» называется. Три сортира, камин в гостиной, кухня — мечта! Двадцать пять метров.

— Семья большая?

— Холост. С американской мымрой развелся, — «обрубил концы». У него, между прочим, дом и яхта на французской Ривьере.

Я присела на ступеньку, держась за живот:

— Не успела позавтракать, тошнит. — Плакать захотелось страшно от радости за Лидку.

Думаете, похоже на зависть? Ошибаетесь, — чего не дано, так уж и не будет. Вот еду, например, в автобусе: давка, духота, гнетущая атмосфера терпимости, готовая разрядиться безудержной бурей. Мимо проскакивают куда–то очень торопящиеся иномарки. В иномарках представительные кавалеры и юные леди — томные–претомные, диски с записями перебирают и ни на чем остановиться не могут: повышенная требовательность. Даже глаз на притертый к ним автобус не поднимут, чтобы не видеть за мутным стеклом спрессованных серых лиц, — это, разумеется, от застенчивости.

Вишу я среди обреченных на общественный транспорт тел и думаю: «Бог в поле колосков не выровнял, как говорит отец Никодим, так не следует и человеку все делить поровну. Каждому свое». Лидии Анатольевне, значит, дом на Ривьере — весь в солнце, цветущих азалиях и шуршании средиземноморской волны, нежный муж голливудской стати с бархатным баритоном, а Катерине Васильевне — неограниченные просторы духовного совершенствования в трудах праведных и воздержании. Ведь это, по большому счету, невероятно красиво. До сих пор уважаю Золушку за бескорыстную помощь противным сестрам при подготовке к балу. Ведь как старалась! И не знала еще, что появится Волшебница и Принц достанется ей. Просто честно выполняла порученное ей судьбой дело. Невероятное, сказочное бескорыстие…

— Лидон, почему я такая нескладная? Серенькая, безынициативная. Не роковая! — Скуксилась я на ступеньке, шаря по карманам в поисках носового платка.

— Может, тебе в газету объявление дать? «Девица возвышенных чувств ищет мужчину, у которого все есть. Но нет самого главного».

Мой взгляд сквозь слезы, очевидно, получился очень жалостливым — Лида погладила меня по голове.

— Не всем же в королевы. Естественный отбор — кто смел, тот и съел. А у тебя аура какая–то хилая. — Она тут же засияла, вернувшись к своему. — Тебе даже не снилось, какое сокровище я хапнула! Нечто запредельное — нежен и щедр! Я, говорит, очень сказки любил, — в чудеса верил, а в соцреализм — нет. Вот теперь замки строю и с хрустальным башмачком ношусь — милым девушкам примериваю. — Щебетала Ли — Ли.

— И что, подошел? — Вскочила я.

— Ну это же аллегория. Или ты о чем, Кэт? — Подозрительно присмотрелась Ли — Ли и расхохоталась. — Очень подошел. Энергетика у Майкла невероятная! Только глянет — я сатанею. Нет, вначале столбенею. Ну, в общем, на месте плавлюсь.

— Понимаю, — кивнула я. Уж это мне было ясно.

… В тот день я покинула службу рано, не дожидаясь, пока М. М. увезет в синий московский вечер столбенеющую от страсти Ли — Ли. Но и дома не ждала меня тихая радость. В коридоре — дым столбом. Естественно — мать к тетке уехала, Петруша заседание худ. совета по месту жительства проводит.

Мой старший брат всегда бегал по двору с фотоаппаратом. Даже спал с ним. Не доучился на оператора, занялся видеоклипами. Только это так, одни разговоры, — ни спонсоров у них, ни клиентов, ни клипов. Нора в подвале с личной съемочной техникой, вывеской «Рекламное агентство СеРП» и постоянный кредит у матери. СеРП — это Сергей, Рафик и Петр. Они и заседали сейчас на кухне, голодные и талантливые..